Монастырь-крепость и посад в первой половине XVII века

Замена в середине XVI века рубленой ограды монастыря каменными крепостными стенами с двенадцатью башнями оказалась весьма своевременной и дальновидной — в тяжелые годы Смутного времени Троицкая крепость блестяще выдержала суровые испытания и вписала одну из ярких страниц в героическую борьбу русского народа против иностранных захватчиков.

Жестокая феодальная эксплуатация, а также страшный голод и «моровое поветрие» 1600—1603 годов, когда, по свидетельствам современников, «вымерла треть царства Московского», привели к массовым крестьянским волнениям. Воспользовавшись сложившейся тяжелой ситуацией, войска польско-литовских шляхтичей дважды вторгались в пределы Русского государства: сперва под водительством Лжедмитрия I (1604), а затем во главе с другим самозванцем — Лже-дмитрием II (1608). Не сумев сразу же овладеть Москвой («яко птицу взять руками»), интервенты расположились лагерем в Тушине и приступили к длительной осаде столицы. Сильные отряды воевод Сапеги и Лисовского захватили и разграбили многие города к северу от Москвы (Переславль-Залесский, Ростов, Ярославль, Владимир, Суздаль, Нижний Новгород и др.), и только одна Троицкая крепость продолжала сопротивляться врагам. В этих условиях она служила, по словам современников, «прибежищем убегавших отовсюду бояр и простолюдинов, складом сокровищ церковных и светских, крепостью и единственной этих стран опорою». Правительство Василия Шуйского приняло дополнительные меры к защите монастыря: туда заблаговременно был направлен отряд стрельцов в пятьсот человек под начальством опытных воевод Г. Б. Долгорукова-Рощи и А. И. Голохвостова. Когда соединенные полки Сапеги и Лисовского двинулись на захват Троицкого монастыря, войско под водительством брата царя, Ивана Шуйского, пыталось преградить им путь, но потерпело поражение. Готовясь к встрече интервентов, жители подмонастырских сел и слобод сожгли свои дома, «дабы не было врагу пристанища», и укрылись за стенами крепости.

Располагая многочисленным и хорошо вооруженным войском, имевшим большой опыт в покорении крепостей и городов, Сапега и Лисовский были уверены в быстрой и легкой победе. Подойдя к монастырю, они обратились к его защитникам с предложением о добровольной сдаче, угрожая, что «зараз взяв замок ваш. . . всех порубаем». Но внушительное превосходство сил противника и его угрозы не испугали «троицких сидельцев»: они «оплевахом» предложение врага и гордо отвечали, что «даже десяти лет отроча посмеется вашему безумству и совету». Последовавший за отказом сдаться яростный штурм вражеских войск был отбит с большими потерями для нападающих, и они вынуждены были перейти к планомерной осаде крепости.

Расположив отряды двумя укрепленными лагерями на юговостоке и на западе от монастыря, противник выставил заставы («сторожа») на всех дорогах, а на окрестных высотах установил 9 артиллерийских батарей, насчитывающих 63 орудия. С востока, со стороны сожженных Служних слобод, были прорыты траншеи и проведен подкоп к угловой Пятницкой башне. Для штурма стен были подготовлены лестницы, рубленные из бревен «щиты» и башни («турусы») с амбразурами для стрельбы, передвигаемые на санях или колесах.

Воеводы, руководившие обороной крепости, разбили защитников на отряды и закрепили за ними участки стен и башен; на высокой звоннице Духовской церкви постоянно находились наблюдатели, которые в случае опасности должны были звонить в висевший там «всполошной» колокол. Запасы продовольствия взяли на строжайший учет, а «питье» (вино) в погребах было опечатано и выдавалось «из-под печати» только больным или раненым. Сохранившиеся документы, а также подробное описание осады, составленное келарем монастыря Авраамием Палицыным, дают возможность достаточно точно представить события тех дней.

Ни непрерывный обстрел из 63 орудий и многочисленные штурмы, ни подкопы и засылка лазутчиков с целью посеять панику или склонить к измене — ничто не смогло поколебать мужества и стойкости защитников крепости. Мощный огонь артиллерии не давал возможности врагу приблизить лестницы и «стенобитные хитрости», а на головы тех, кто все-таки пробивался к ограде монастыря, сбрасывали сверху камни и бревна, лили кипящую смолу и вар, известь и серу. Врагу такни разу и не удалось взобраться на крепостные стены, хотя высота их не превышала тогда 5,5 м. (Они были вдвое ниже ныне существующих.)

Осада монастыря-крепости в 1608—1610 гг. План

Находясь в тяжелых условиях, осажденные не только держали оборону, но и постоянно нападали на противника, нанося ему значительный урон. Недаром польские источники свидетельствуют, что под одним Троицким монастырем Лисовский «претерпел более, чем во всех обширных провинциях и городах, им покоренных и разоренных». Узнав о подкопе под угловую Пятницкую башню, защитники крепости сделали напротив нее со стороны монастыря вторую деревянную стену, а затем организовали дерзкую вылазку, во время которой клементьевские крестьяне Никон Шилов и Петр Слота ценою своей жизни взорвали подкоп («ту же в подкопе сгореша»).

От скученности, недостатка свежей воды и продуктов в крепости началось «моровое поветрие». Дочь Бориса Годунова, Ксения, находившаяся в те дни в монастыре, писала в Москву, что «на всякий день хоронят мертвых человек по двадцати и по тридцати и болши; а которые люди посяместо ходят и те собою не владеют, все обезножили». Существенной поддержкой осажденным явился отряд казаков в 60 человек и 20 слуг монастырских с 20 пудами пороха, пробившийся в монастырь из Москвы; но и вместе с ними способных носить оружие к весне 1609 года в крепости оставалось не более 250 человек.

Противник знал о тяжелом положении, создавшемся в монастыре, и рассчитывал новым, тщательно подготовленным штурмом наконец овладеть им. В дополнение к имевшимся осадным орудиям были изготовлены особые щиты «на четверых санях рублены, бревна вдвое», перевозимые лошадьми, а также специальные орудия — «педарды», длиною в 5 саженей и стрелявшие тремя ядрами: «стальным», «железным» и «огненным». Для решающего штурма были собраны все силы и даже вызвано подкрепление от главных войск из-под Москвы. Авраамий Палицын красочно описывает, как в тревожных майских сумерках 1609 года после залпа орудий множество людей «устремишеся на град со всех стран лествицы и щиты и с таросы и со иными козньми стенобитными, . .», рассчитывая «во един час похитити град». На защиту стен крепости вышли все, кто еще мог ходить, включая женщин и детей, и всю ночь отражали яростные атаки противника. К утру, когда противник убедился в безуспешности дальнейшего штурма и стал отступать, защитники крепости, преследуя его «побиша тогда множество приступных людей».

Сапегу и Лисовского стали упрекать за слишком долгую осаду небольшого «лукошка», как в насмешку называли Троицкий монастырь другие воеводы Самозванца. И они вновь бросают свои войска на яростные штурмы (27 июня и 28 июля). Но защитники крепости по-прежнему стойко отражали атаки.

А тем временем русское войско из-под Новгорода Великого двигалось к Москве. В октябре 1609 года оно подошло к Переславлю-Залесскому и Александровской слободе (30 км к северу от монастыря) и отряд в 900 человек прорвался на помощь осажденной крепости. В январе 1610 года, после очередной ожесточенной стычки, не давшей, однако, перевеса ни одной из сторон, противник, испугавшись возможности подхода основных сил русских от Александровской слободы, снял свой лагерь и бежал на запад.

Дорогою ценой заплатили русские люди за эту победу. Как скорбный реквием звучат слова «Сказания об осаде»: «И всех у живоначальной троицы во осаде померло старцев и ратных людей побито и померло своею смертью от осадные немощи слуг, и служебников, и стрельцов, и казаков, и пушкарей, и защитников, и галичан, и датошных и служных людей 2125 человек кроме женьска полу и недорослей и маломощных и старых». И не стены и башни сыграли тогда главную роль (сами противники отмечали, что монастырь «некрепок» и «низкостенен»), а то, что тверды были сердца защитников в беспредельной любви к Родине и крепость держалась «людьми, железом и мужеством». Этот день, 12 января, когда была завершена беспримерная оборона, в Троицком монастыре традиционно отмечался торжественным шествием по стенам крепости, воздавая дань уважения памяти ее мужественных защитников.

Военные действия нанесли тяжелый урон: некоторые участки крепостных стен сильно пострадали от обстрела, угловая Пятницкая башня была разрушена при взрыве подкопа, деревянные здания сгорели или были разобраны на топливо, большинство каменных построек стояло без кровель. И поскольку тревожное время еще не миновало, то сразу же после снятия осады прежде всего ведется ремонт стен и башен, а также восстанавливаются помещения для жилья. Из числа «охочих людей» и крепостных создается постоянный воинский гарнизон крепости — стрельцы и пушкари. Для них спешно рубятся дома на горе с запада от монастыря, где возникают Стрелецкая и Пушкарская слободы — уже через четыре года здесь стояло 132 избы. В это же время в Служних слободах и селе Клементьеве было отстроено только 104 двора (см. Дозорные книги 1614 г.).

Но суровые испытания для Троицкого монастыря еще не окончились: пытаясь взять реванш, польский королевич Владислав после безуспешной попытки овладеть Москвой в 1618 году со всем своим войском снова появился у его стен. И опять запылали только что отстроенные избы вокруг крепости. Но и на этот раз захватить монастырь врагам не удалось. Желая как можно скорее окончить свой бесславный поход на Россию, они начали переговоры о мире, В Троицкий монастырь прибыли царские послы, и 1 декабря 1618 года в подмонастырском селе Деулино состоялось подписание перемирия между Россией и Польшей, положившего конец многолетней интервенции. В память об этом событии на месте переговоров срубили деревянную церковь Сергия Радонежского, которая простояла 250 лет. (После пожара в 1860 г. она была заменена существующим ныне каменным шатровым храмом с трапезной и колокольней.)

Успешная оборона против интервентов еще более укрепила авторитет монастыря и подчеркнула его значение в качестве военной крепости. В монастырь поступают огромные средства в виде пожертвований и вкладов, растут размеры его земельных угодий и вотчин: по переписным книгам 1646 года, Троицкому монастырю принадлежало 16 811 крестьянских дворов, в то время как владения других самых крупных монастырей не превышали четырех тысяч дворов.

После Деулинского мира быстро идет восстановление сожженных подмонастырских поселений, и уже через пять лет в них стояло больше домов, чем до осады. Так, по Писцовым книгам 1623 года, в селе Клементьеве значится 289 вновь отстроенных дворов, в Служних слободах — 100, в Пушкарской и Стрелецкой слободах — 217. Недаром современники отмечали, что если люди, видевшие состояние монастыря сразу после военных действий, сокрушенно говорили, что «не быти уже Сергиеве обители по прежнему», то теперь «такое мно-голюдственное число человек в слободах на тех местах идеж рощи велица были», сколько тогда в тех рощах «и древес толико не бысть».

Располагая огромными средствами, монастырь смог быстро восполнить урон, нанесенный военными действиями, и развернул обширное строительство новых, каменных зданий. Недавняя интервенция наглядно показала, какое важное значение имеет Троицкий монастырь для обороны столицы, и потому ему было предписано выполнить также большие работы по дальнейшему совершенствованию крепостных стен и башен. (Павел Алеппский прямо указывает, что монастырь истратил на эти цели внушительную сумму из своей казны по приказанию царя.)

Панорама монастыря после надстройки стен и башен в середине XVII века. Реконструкция В. И. Балдина

Надстройка крепостных стен и башен в середине XVII века. Реконструкция В. И. Балдина

О Троицком монастыре середины XVII века мы располагаем, пожалуй, наиболее полными и точными сведениями: сохранилась подробнейшая опись всех его зданий и имущества, проводившаяся в течение трех лет (1641—1643), а также обстоятельные путевые записки, сделанные Павлом Алеппским при посещении монастыря в 1655 году. К этому времени относятся также самые ранние из дошедших до нас изображений монастыря на небольших иконах; при всей известной условности иконного письма они являются ценными документами для изучения монастырского ансамбля, и особенно тех его зданий, которые не сохранились. Иконописец изображает Троицкий монастырь с запада, как бы сверху, благодаря чему четко виден принцип его построения: кельи и другие здания располагаются параллельно крепостным стенам, обрамляя центральную площадь, где возвышаются белокаменный Троицкий собор с Никоновским приделом, Духов-ская церковь, пятиглавый Успенский собор, трапезная и поварня. Материалы описи свидетельствуют, что активная строительная деятельность первой половины XVII века коснулась и этих древнейших зданий обители: к восточной стене ермо-линской трапезной примкнула новая каменная церковь, Михаила Малеина (1621, не сохранилась), несколько расширен (сделан «болши первые») Никоновский придел (1623), деревянные покрытия куполов церквей и соборов сменило «белое неметцкое железо», а многие кресты были позолочены. По-видимому, в эти же годы была построена и каменная шатровая колокольня «на пяти столбах» у Духовской церкви (не сохранилась). Опытные мастера, строившие эту колокольню, не стали ставить еще одно отдельное здание в тесном пространстве между Троицким собором и Духовской церковью, а прислонили ее к юго-западному углу древнейшей звонницы, еще более усилив, таким образом, значение последней. На колокольне, на трапезной и на одной из башен находились боевые часы. Оркестр монастырского звона складывался из 32 колоколов Духовской церкви и колокольни при ней, пяти колоколов на звоннице при больничной церкви Зосимы и Савватия и двух колоколов на паперти надвратной церкви.

Центральная часть монастыря в середине XVI! века. Фрагмент макета-реконструкции

В северной части монастыря (на иконе слева) показаны заново отстроенные в 1620 году «царские хоромы», состоящие из шести отдельных срубов с самостоятельными лестничными всходами со стороны главной монастырской площади. На южной стороне, близ Троицкого собора, видны также деревянные хоромы царицы и царевича, разделенные каменными сенями, с запада к ним примыкают кельи архимандрита.

Восточная линия келий к этому времени также была отстроена в камне—их двухэтажные корпуса с большим числом крытых деревянных лестниц расположены по обе стороны церкви Сергия «на воротех» (1513). Две каменные стенки между нею и Красной воротной башней образуют замкнутый дворик у главного входа в монастырь.

Северо-восточный угол монастыря занимал житный двор. На иконе показаны, а Опись перечисляет здесь «житницы и анбары и клети», а также кельи, где жили «житничные старцы», и «анбар, иде же приход и расход хлебу писаху»; среди них выделяется каменное здание с широкой дверью — здесь хранился «пищальный порох».

В западной линии келий размещались приказы — административные и хозяйственные учреждения монастыря (на иконах эти здания лишь частично видны из-за крепостной стены). Согласно Описи, здесь находилась «келья тройня деревянная с сеньми», которая была отведена «для счетного и сыскного дела»; далее шли вместительные «погребы и ледники каменные», вплотную примыкавшие к Пивной башне, палата с «ризной казной», где хранились богатая церковная утварь и наиболее ценные вклады. В одну линию с ризницей располагались келарская, казначейские, соборные, крепостные и больничные палаты с шатровой церковью Зосимы и Савватия (1635). Между церковью и поварней находились кузница и амбар, где была оружейная мастерская и хранились запасы оружия. Все эти сооружения стояли параллельно западной крепостной стене, отделяясь от нее лишь узким проходом; сама ограда постепенно стала также приспосабливаться для разного рода хозяйственных целей. Так, во время составления описи здесь сооружался целый комплекс келарских служб.

На иконах они изображены в виде высокой башни с двумя пристройками: на карнизе одной из них написано «гостиница», на другой — «келарская палата». Около царских хором были пруд и фруктовые сады. Расположенные рядом хлебня и поварня снабжались водой по каменной трубе, проведенной от Белого пруда из-за стены монастыря. Вода из колодцев поднималась с помощью колес и разливалась по медным трубам.

Вокруг монастыря размещались различные хозяйственные дворы: с запада против Пивной башни — бочаренный, или пивной, двор, а с северной стороны, за оврагом,— конюшенный, воловий, коровий, полозовый, тележный; здесь же находились дворы, где делали кирпичи и отливали колокола.

При Введенской и Пятницкой церквах, сильно пострадавших во время осады в начале XVII века, был устроен женский монастырь; его окружили забором и построили тринадцать келий для «стариц», а колодец, существовавший здесь еще со времени Сергия, был «выкладен белым камнем, над ним шатер покрыт тесом, на шатре крест».

Грандиозный размах получили также работы по дальнейшему усовершенствованию оборонительных сооружений Троицкого монастыря. Крепостные стены были вдвое увеличены по ширине и высоте; ров, проходивший перед восточной стеной, расширен, и одна его сторона выложена камнем; в устоях мостов против главного входа и у пробитых рядом Успенских ворот были устроены орудийные казематы для прострела вдоль рва, а в оврагах, подходящих к стенам крепости, сооружены дополнительные запруды. Все башни также были надстроены в высоту, причем четыре угловые переложены заново. Значительно превышая крепостные стены, угловые башни отличались особой грандиозностью и могли обеспечивать круговой обстрел. Система расположения боевых амбразур на стенах и башнях позволяла любую точку местности на расстоянии до 100 м перед крепостью поражать из нескольких десятков бойниц одновременно.

В 1655 году Павел Алеппский увидел Троицкий монастырь окруженным «огромной высоты стеной новой постройки», хотя с одной стороны она была еще «не кончена». В помещениях монастырских арсеналов ему показали «пушки без счета, ружья большие и малые без числа, оружие во множестве: луки, стрелы, мечи, пистолеты, копья, кольчуги и железные брони, каких ни одной не найдешь в турецкой земле. .. Как сказал нам келарь, в этом монастыре оружия и снарядов хватит более чем на 30 тысяч человек». (Очень возможно, что хитрый монах сильно преувеличивал.) Многое повидавший сирийский путешественник заканчивает описание стен и башен Троицкого монастыря восторженными восклицаниями: «Ум не может представить их неприступность и красоту. . . Поистине монастырь вполне неприступен!» И добавляет, что «этот монастырь не имеет себе подобного не только в стране Московской, но и во всем мире».

Икона с изображением Троице-Сергиева монастыря. Середина XVII в. Старообрядческий Покровский собор при Рогожском кладбище в Москве

Овеянная легендарной славой Троицкая крепость служила примером при строительстве других укрепленных монастырей. Так, власти Кирилло-Белозерского монастыря в 1654 году просили царя, чтобы им «велено было. . . новый каменный город впредь строить таким образом, как у Троице в Сергие-вом монастыре город строен», и высылали туда своих мастеров «для досмотру городового каменного дела да железных решеток на пример». Тот же Павел Алеппский свидетельствует, что царь Алексей Михайлович «всю душу положил» на построение Саввино-Сторожевского монастыря близ Звенигорода (1 650—-1 655), «дабы сделать его подобным монастырю Троицкому», и называет обе эти обители «женихом» и «невестой»; он приводит также слова патриарха Никона о том, что среди почти трех тысяч монастырей России «есть три очень богатых монастыря, великие царские крепости: первый монастырь Святой Троицы, он больше и богаче остальных, второй Кирилло-Белозерский и третий — Соловецкий».

К середине XVII века Троицкий монастырь приобрел уже облик целого города, очень далекий от монастырского аскетизма и прежней крепостной суровости. Его архитектуру отличала чисто мирская жизнерадостность и нарядность, характерная для зодчества того времени. Увеличенные в высоту крепостные стены и башни с причудливым силуэтом и богатым декором обрамляли ансамбль монастырских зданий и наряду с ними составляли основу его объемной композиции.

Древнее ядро построек на центральной площади к этому времени было гармонично дополнено с южной стороны Никоновским приделом и шатровой колокольней у Духовской церкви, а с северной — церковью Михаила Малеина при трапезной и шатровой церковью Зосимы и Савватия у Больничных палат. Большие работы были проведены и по украшению интерьеров: расписываются стены и своды Трапезной (1621), первоначальная стенопись Троицкого собора заменяется новой (1635), и тогда же впервые украшают живописью стены Никоновского придела, а затем и Духовской церкви (1655).

Высокие шатровые завершения надстроенных башен изменили общий силуэт монастыря. Объем пятиглавого Успенского собора, так мощно возвышавшийся ранее, при низких крепостных стенах и башнях, теперь уже в значительной мере в общей панораме теряет абсолютность своего господства.

Цветовая гамма зданий Троицкого монастыря становится все более полихромной, хотя применение цвета по-прежнему очень ограниченное и крайне бережное. Фасады центральной группы церквей и соборов сохраняют белый цвет, но украшаются живописью полукружия закомар сначала Успенского собора (1621), а затем Троицкого собора и его придела (1635); появляются вкрапления зеленых изразцов на белом шатре больничной церкви Зосимы и Савватия (1638). Белый цвет, который получили кирпичные стены и башни после надстройки, объединил их с белокаменными и белеными постройками внутри монастыря и придал единство и цельность всему его облику.

Искорки золотых крестов и блеск покрытых белым «неметцким» железом куполов, среди которых выделялась горящая золотом глава Троицкого собора, были далеко видны со многих улиц посада; сливаясь на горизонте с силуэтом темного леса, посадские дома широкой полосой охватывали крепость со всех сторон.

Наряду с селом Клементьевом и значительно разросшимися Служними, Пушкарской и Стрелецкой слободами Опись 1641 года называет и новые слободы: Иконную и Поварскую — с юга, Тележную, Конюшенную и Кокуеву — с севера от монастыря; самая маленькая из них — Конюшенная — имела 28 дворов, а «конюховых людей в ней 45 человек». Рост монастырского хозяйства вызывал и значительное увеличение числа «троицких слуг»: если в 1641 году в Служних слободах было 160 дворов, то через пять лет их стало уже 223, где проживало 247 монастырских чиновников и при них 132 человека крепостных. Количество «троицких слуг» росло так быстро, что царь специальным указом 1651 года предписал сократить их до 140 человек. Этим же указом ограничивался состав гарнизона крепости: не более ста человек стрельцов, десять пушкарей, «а лишних стрельцов и всяких чинов людей посажать монастырем и на ближних пустошах. . . на пашню». И хотя эти предписания не очень четко выполнялись, однако они определенным образом сдерживали последующее развитие Стрелецкой и Служних слобод.

К середине XVII века вокруг Троицкого монастыря сложилось шесть приходов, каждый из которых имел по две поставленные рядом церкви (теплую и холодную), нередко с отдельно стоящей колокольней. Высокие объемы этих рубленых храмов возвышались над избами и дворами, отмечая собой планировочные центры отдельных селений. Общую картину Троицкого монастыря и его окружения в середине века документально точно описал Павел Алеппский: «Он (монастырь.— В. Б.) стоит на ровном месте и не виден издали. . . окружен огромной высокой стеной новой постройки, белой как голубь. Кругом него сады, идущие непрерывно один за другим, большой город (посад. — В. Б.) и несколько других монастырей и церквей, пруды и мельницы. Он совершенен во всех отношениях, кроме двух вещей: первое, что близ него нет реки; второе, что он расположен в долине и не виден издали».