Колокольня (1741-1769 гг.)

Самым значительным сооружением XVIII века явилась колокольня, возведение которой связано с именами московских архитекторов Д. В. Ухтомского и И. Ф. Мичурина.

Первоначальный проект колокольни принадлежал Шумахеру, петербургскому архитектору. В процессе строительных работ проект был изменен. Колокольню надстроили двумя легкими ярусами с завершением в виде золотой чаши.

Отлично найденные пропорции, сквозные проемы уменьшающихся ярусов, украшенных колоннами с резными капителями, декоративными вазами, придают колокольне изящную стройность и легкость.

На ярусах колокольни были повешены 42 колокола, самый большой из которых был отлит в лавре и весил 4 тысячи пудов.

Над третьим ярусом помещены большие часы с курантами, с циферблатами на четыре стороны, сделанные тульским оружейным мастером Иваном Кобылиным в 1784 году. Только в 1905 году они были заменены новыми.

Под чашей купола поставлены клейма, имеющие форму гербовых щитов с вензелями Екатерины II и императорскими коронами. Несмотря на огромный размер, снизу они кажутся небольшими, так как высота колокольни достигает 87 метров.

Являясь самым высоким сооружением в монастыре, колокольня объединила вокруг себя памятники более ранних эпох, придав законченность и целостность ансамблю.

Колокольня

После сооружения огромных по масштабам Трапезной и Чертогов монастырские власти стали усиленно хлопотать о разрешении построить новую, высокую колокольню, способную объединить весь разросшийся ансамбль монастырских зданий. Их желание было удовлетворено: из Петербурга последовало распоряжение, чтобы со старой колокольни у Духовской церкви «колокола собрать и оную разобрать», а с монастыря снять план и прислать его ко двору, после чего «о строении новой колокольни определение учинится» (1738). Два года спустя в лавру был прислан чертеж, утвержденный императрицей, «каким образом в том монастыре строить колокольню». Проект колокольни, разработанный придворным архитектором И. Шумахером, представлял собой довольно обычную для того времени композицию из трех ярусов звона. Общие пропорции здания и особенно его нижняя часть отличались чрезмерной грузностью. Место для новой звонницы назначалось в геометрическом центре древней площади монастыря, против западного входа в Успенский собор.

Колокольня

Известный московский архитектор И. Ф. Мичурин, которому было поручено строительство колокольни, убедительно доказал, что поставленная на этом месте колокольня не только загромоздила бы всю площадь перед Троицким собором, но и «от того малого расстояния народом видна много быть не могла». Он предложил разместить новое сооружение не в центре, а на северной стороне площади, там, где в те годы еще стояла старая, ермолинская трапезная XV века. Смещение колокольни с оси Успенского собора освобождало ее от тесной связи только с одним зданием, и она становилась как бы равнодействующей всего монастырского ансамбля, усиливая художественное воздействие всех его сооружений.

Предположение Мичурина, поддержанное монастырскими властями, было послано в Петербург. Ответ был отрицательным, и поскольку местоположение колокольни было «апробовано» (утверждено) императрицей Анной Иоанновной, то и предполагалось строить колокольню «на том месте, где оной быть повелено». Котлован под фундамент начали готовить в центре площади, но Мичурин, убежденный в правильности своего решения, снова обратился в Петербург, и летом 1741 года, уже после смерти Анны Иоанновны, было получено разрешение строить колокольню на другом месте.

Согласно специальному предписанию, работы велись «неспешно», чтобы колокольня «на фундаменте отстояться могла без повреждения, и для того, дабы и большой колокол перелитием к поставке в ту новую колокольню изготовился». А колокол был задуман грандиозный, самый большой в России по размерам и весу. По «ряду», объявленному монастырем, за его отливку взялись «колокольные» мастера Семен Степанов и Гаврила Лукьянов сын Смирной, незадолго перед этим принимавшие участие в изготовлении царь-колокола для звонницы Ивана Великого в Московском Кремле.

К северу от монастыря, близ Петропавловской церкви Кокуевской слободы, был специально построен «колоколенный завод» с литейной ямой, амбарами и избой для мастеров.

План Троице-Сергиева монастыря. Чертеж 1740 г. (на плане указано «назначенное место» для новой колокольни и предложение И. ф. Мичурина о смещении ее к северу)

Два года заняли подготовительные работы, и в июне 1746 года в Петербург, где проживал в то время настоятель монастыря Арсений Могилянский, был послан запрос на разрешение начинать отливку колокола. Но настоятель на письмо не отвечал, а мастера опасались, что форма может отсыреть. И тогда, «чтоб не попасть в ответ», начали отливку колокола, не дожидаясь сообщений из столицы. Но произошла катастрофа: под тысячепудовой тяжестью огненного металла форма прорвалась и часть меди вылилась в яму. К мастерам приставили караул, а с ответственных монастырских чиновников (членов Собора и приказных), допустивших отливку колокола «без резолюции», настоятель распорядился взыскать штраф в размере годичного жалованья. Когда некоторые приказные попытались уклониться от уплаты штрафа, ссылаясь на свою непричастность к отливке колокола, разгневанный настоятель приказал с них «взыскать вдвое, а донедже всех штрафных денег не взнесут, держать их в смиренной в оковах безвыпускно».

Мастера не отрицали свою вину и без дополнительной оплаты обязались исправить ошибку. Еще два года ушло у них на разбивку неудачного литья, изготовление новых форм с «летописью и рисунками», и только в 1748 году лаврский царь-колокол был наконец отлит заново. По подсчетам мастеров, вес колокола составил 4065 пудов (6,5 т), высота «до ушей» 5,5 аршина (3,90 м), «поперечник» 6 аршин (4,26 м). Монастырские власти с гордостью подчеркивали, что это был самый большой колокол, «какой только есть во всей России, а может быть и во всем свете, в действительном употреблении».

Помимо надписи (летописи), в которой излагалась история отливки колокола, его украшали также искусно выполненные рельефный герб Российского государства и портреты цариц и царя, в царствование которых велось строительство колокольни,— Елизаветы Петровны, Петра Федоровича и его супруги Екатерины Алексеевны. Колокол был подвешен на мощных дубовых столбах перед колокольней, которая была еще одета лесами и не достроена. Три тысячи посадских людей под управлением десяти конных распорядителей три дня тянули сюда колокол от места отливки, которое находилось ссего в нескольких сотнях метров от монастыря.

Колокольня (1740—1770) и звонница Духовской церкви (1476)

В 1747 году Мичурин был послан на ответственные работы в Киев, и дальнейшее строительство этого уникального сооружения связано с именем его ученика — другого талантливого русского архитектора, Д. В. Ухтомского. Как и Мичурин, Ухтомский весьма критически отнесся к проекту, присланному из Петербурга. Он видел, что низкая трехъярусная композиция колокольни не гармонировала с окружающими постройками и явно не могла взять на себя роль главного композиционного и идейного центра, которая по традиции отводилась подобным сооружениям в ансамблях русских монастырей. Власти Троицкого монастыря также лелеяли мысль о том, чтобы их колокольня, подобно только что отлитому для нее колоколу, была бы самой высокой в стране, превышая звонницы других монастырей, а может быть, даже и столп самого Ивана Великого в Московском Кремле. Поэтому они всячески поддержали Ухтомского, когда он, воспользовавшись посещением монастыря императрицей Елизаветой Петровной в июле 1753 года, представил ей смелый проект увеличения высоты колокольни. Архитектор блестяще использовал конструктивные возможности строившегося здания и без какого-либо дополнительного усиления основания предложил поставить на нижний двухэтажный ярус колокольни не два, а четыре убывающих вверх яруса звона. Увенчанные необычным куполом в виде золотой чаши прекрасного рисунка с коронами по четырем сторонам, два новых яруса придали стремительный взлет всему сооружению, сделав его композицию принципиально новой, исключительно торжественной и необычайно легкой и воздушной.

Ухтомский в 1750-х годах много и успешно занимался проектированием и строительством триумфальных арок, получивших широкое распространение в России в середине XVIII века. Так, он завершил возведение каменных Красных ворот в Москве (1753), участвовал в конкурсе на проект триумфальных ворот для Петербурга, разрабатывал проект новых Воскресенских ворот на Красной площади, против Никольской башни Московского Кремля. Последний вариант его проекта Воскресенских ворот в виде стройной, с широкими проемами, многоярусной башни с пучками парных колонн по углам, с украшениями из эффектных картушей и многочисленных скульптурных фигур, с победно трубящей Славой — особенно великолепен. Осуществить проект Воскресенских ворот Ухтомскому не удалось, но многое от этого тщательно проработанного замысла он перенес на колокольню Троице-Сергиевой лавры.

Предложение о надстройке колокольни понравилось императрице, а монастырские власти постарались сразу же, не снимая лесов, за неполные три года это осуществить. Однако трудоемкие и ответственные работы по отделке и украшению здания растянулись еще на пятнадцать лет. Такая задержка в значительной мере была вызвана также и серьезными разногласиями, возникшими между Ухтомским и духовенством.

Верхние ярусы колокольни, надстроенные архитектором Д. В. Ухтомским

Колокольня (XVIII в.) и Успенский собор (XVI в.). Соотношение высот и объемов. Чертеж В. И. Балдина

В 1763 году, как и десять лет назад, при посещении монастыря после коронации Екатериной II архитектор представил ей новый проект украшения фасадов колокольни. Он предложил установить во фронтонах первого яруса кованные из золоченой меди портреты царей, в царствование которых велось сооружение звонницы, а по парапету гульбища над каждой из пилястр поставить 32 статуи — прием, хорошо проработанный в проекте башни Воскресенских ворот.

Но осуществить свой замысел, несмотря на «высочайшее утверждение», Ухтомский так и не смог. Академия художеств в Петербурге хотя и сделала модели для чеканки царских портретов по рисункам зодчего, однако от выполнения их отказалась, поскольку «никаких принадлежностей (инструментов.— В. Б.) також и того искусства умеющих мастеровых людей не имеется». Архитектору пришлось заменить портреты белокаменными картушами с алебастровыми рельефными коронами вверху, включив в их рисунок монограммы царских инициалов. Прекрасно вкомпонованные в тимпаны фронтонов и несколько варьированные по рисунку, искусно резанные картуши органически включились в общий белокаменный убор колокольни.

Предложение Ухтомского поставить на парапете гульбища скульптуры имело целью, очевидно, организовать более органичный переход от широкого основания колокольни к ее стройному верху, а также еще более подчеркнуть триумфально-торжественный характер всего сооружения. По замыслу зодчего эти статуи были призваны выразить гражданские добродетели и высокие моральные качества человека: «любовь к Отечеству», «разум», «мужество», «верность», «щедрость», «целомудрие» и т. д. Однако духовенство, считая постановку статуй в монастыре делом «вообще непристойным», с трудом соглашалось лишь на установку скульптур, изображающих «от священного писания лиц» — мучеников, евангелистов, апостолов, Ухтомский твердо настаивал на своем, и эти разногласия приняли крайне острую форму; они стали предметом рассмотрения в Сенате и Синоде, а затем переданы на окончательное решение директору Академии художеств И. И. Бецкому. Последний дипломатично предложил убрать скульптуры совсем, а вместо них «употребить для украшения приличные орнаменты и вазы», что и было сделано. Если замена портретов из меди белокаменными картушами не ухудшила, а может быть, даже усилила цельность облика колокольни, то постановка ваз вместо статуй безусловно обеднила силуэт сооружения, а также значительно ослабила его идейную выразительность и триумфальность.

Колокольня. Фасад (постановка скульптур по замыслу Д. В. Ухтомского). Реконструкция В. И. Балдина. План

Настойчиво добиваясь осуществления своего проекта, Ухтомский настолько обострил свои отношения с духовенством, что уже в 1765 году Синод просил Екатерину II дать ему отставку. А два года спустя, незадолго до окончания строительства колокольни, когда все основные украшения — капители, колонны, картуши фронтонов, обрамления архивольтов, венчающая корона — уже были выполнены и «кроме штукатурной работы другой не осталося», архитектор сам, ссылаясь на слабость здоровья, подал в отставку. Оставшиеся отделочные работы заканчивались уже его помощниками — И. Метлиным, Г. Бартенье-вым и В. Яковлевым.

Тридцатилетние работы по сооружению колокольни завершились в 1770 году. Точный промер ее высоты, сделанный по специальному запросу митрополита, удовлетворил самые честолюбивые желания лавры: вместе с куполом и крестом высота колокольни составила 88,04 м (41 сажень и один аршин), что на 11 м превышало звонницу Ново-Девичьего монастыря и на 6 м столп Ивана Великого в Московском Кремле. Заметим, что все высокие постройки монастыря (Трапезная церковь Сергия, надвратная церковь Иоанна Предтечи и башни) не превышают и половины высоты колокольни, и только один Успенский собор благодаря своим перестроенным куполам превышает этот рубеж, составляя почти три четверти ее высоты. Располагаясь рядом, Успенский собор не спорит, а поддерживает вертикаль колокольни, обеспечивая гармоничный переход от ее вершины к силуэту остальных зданий. Интересно отметить, что точно такие же соотношения имеют между собой Филаретовская звонница и столп Ивана Великого в Московском Кремле. Может быть, определяя высоту надстройки колокольни, Ухтомский ориентировался именно на этот пример соотношения двух высотных зданий Кремля? Это тем более вероятно, если учесть, что повышение глав Успенского собора и утверждение проекта надстройки колокольни производились в одно время (1753). Кроме того, известно, что Ухтомский тогда же проводил обследование куполов лаврского собора и состояния колокольни Ивана Великого, а затем исправлял его главу. Поэтому есть все основания рассматривать перестройку глав Успенского собора и новый проект колокольни как единое, взаимосвязанное и тщательно продуманное зодчим действие, направленное на совершенствование художественного облика и силуэта панорамы всего архитектурного ансамбля монастыря. Главу-корону колокольни прекрасного рисунка, так же как луковичные главы Успенского собора выразительной формы с добавленными на них в 1804 году золотыми накладными звездами, можно причислить к числу тех удачных архитектурных деталей, которые запоминаются в облике Троице-Сергиевой лавры.

На колокольню было подвешено 42 колокола разных размеров и веса (позднее их число доходило до 50). Еще в 1759 году при огромном стечении народа на второй ярус колокольни был поднят отлитый для нее царь-колокол. В подъеме колокола участвовало три тысячи «работных людей». Раскачивать его 88-пудовый язык было очень трудно, и поэтому язык сняли, а около колокола установили специальное механическое устройство «для благовесту в большие три колокола молотами». Но эта громоздкая и сложная машина угрожала сохранности сводов, и вскоре ее разобрали, а к колоколу снова привесили язык (1760). Несмотря на то, что в царь-колокол звонили не часто, в 1795 году его язык переломился; новый был отлит в Туле мастером И. А. Пастуховым. Интересно, что сто лет спустя после подвески колокола крестьянин Иван Котков предложил модель сконструированной им машины для облегчения звона в царь-колокол и предлагал «устроить ее своими трудами с благонадежной прочностью». Однако предложение это почему-то не было принято. (Уникальный колокол, с такими трудами сделанный искусными руками русских мастеров-умельцев, не сохранился.)

Проект Воскресенских ворот в Москве. Чертеж Д. В. Ухтомского. 1753

Специально для колокольни были изготовлены также башенные часы с курантами. По указанию Екатерины II лавра вела переговоры с опытными английскими мастерами, которые хотя и брались сделать куранты лучше, чем на королевской бирже или на соборе святого Павла в Лондоне, но запрашивали слишком дорого. В то же время тульские мастера обязались «таковые часы сделать наилучшим образом». Выполненные в 1784 году «тульской Ружейной слободы мастером Иваном Кобылиным Большим» башенные часы безотказно работали на колокольне на протяжении ста двадцати лет. Только в 1905 году они были заменены теми, которые находятся на колокольне теперь, но замена произошла не потому, что тульские часы стали показывать неточное время, а просто из-за желания властей лавры иметь новые.

Исключительно стройная и изящная, пятиярусная колокольня Троице-Сергиевой лавры заслуженно считается красивейшей на Руси. Она почти полностью сохранила свой первоначальный вид. Только в 1785 году у нее были заложены два из четырех входов, да открытое гульбище первого яруса со временем было перекрыто железной кровлей. В середине XIX века в числе других зданий монастыря колокольня изменила свою окраску: вместо зеленовато-бирюзового тона ее стены получили красный цвет.

Колокольня Троице-Сергиевой лавры — один из высокопоэтичных памятников национального зодчества, в котором вековое представление русского человека о красоте нашло такое же яркое и полное отражение, как и в народных песнях и сказаниях, только не словом, а средствами архитектуры. Поэтому нельзя не согласиться с А. И. Михайловым, когда он соотносит с лаврской колокольней народную песню «Во поле березонька стояла»: «Произведение Ухтомского, легко и стройно возносясь над далеко раскинувшимся ландшафтом, невольно ассоциируется с поэтическим народным образом нарядной и стройной березы, белая одежда и кудрявые ветви которой так напоминают белокаменный убор и кудрявую голову колокольни». К этому можно добавить, что первоначальная окраска колокольни в бирюзовый («дикой») цвет, восстановленная в 1964 году, делает еще более близкой эту удачно подмеченную поэтическую ассоциацию.

В настоящее время трудно представить панораму Троице-Сергиева монастыря без его великолепной колокольни — в ней, словно в фокусе, сошлись все основные архитектурные линии, намечаемые многими поколениями зодчих в разные времена и эпохи. Строя колокольню по канонам классического ордера, отличного от свободной живописной узорчатости русской архитектуры XVII века, талантливые архитекторы и в новых архитектурных формах успешно продолжили национальные традиции высотных сооружений Древней Руси. Центричная композиция колокольни с четырьмя одинаково оформленными фасадами, рассчитанными на восприятие со всех точек зрения, как нельзя лучше соответствует своему назначению в качестве главной доминанты ансамбля. С какой бы стороны ни смотреть на широко раскинувшиеся постройки монастыря, всегда ясно читается ведущая и объединяющая роль вертикали колокольни, поддерживаемой луковичными куполами пятиглавого Успенского собора. Вместе с тем колокольня не мешает другим зданиям и не подавляет их своими размерами. С возведением колокольни многовековой ансамбль архитектурных памятников Троице-Сергиева монастыря получил свое логическое и достойное завершение.

Анализируя значение колокольни в общей композиции ансамбля, можно представить, какой непоправимый ущерб мог бы понести архитектурный комплекс монастыря, если бы трехъярусная колокольня была возведена в центре площади по первоначальному проекту Шумахера. В связи с этим следует заметить, что в Троицком монастыре никогда не работали иностранные архитекторы, которые часто приглашались в Россию, особенно в XVIII веке. Единственным исключением являлся шумахеровский проект колокольни, но он претерпел такие существенные изменения, был так переработан, что в великолепном сооружении, созданном Мичуриным и Ухтомским, от него, по существу, ничего не осталось.